Эта история повествует о выдающемся орловском рысаке по кличке Крепыш, рекордами которого гордилась вся Россия. В начале XX века в нашей стране, как утверждают старые газетные хроники, гремело два имени: одно — великого оперного певца Федора Шаляпина, другое — великого орловского рысака Крепыша, названного «лошадью столетия».
Начало этой истории было положено задолго до того, как сам Крепыш появился на свет. Благодаря усилиям графа А.Г. Орлова-Чесменского в начале XIX века Россия получила породу лошадей, ставшую гордостью и достоянием отечественного коннозаводства. Новая порода была названа орловский рысак по имени ее создателя. Вошли в традицию зимние бега по льду замерзших рек, появился Большой императорский приз, и вся Москва азартно гонялась «на калачики» от Ходынки до Беговой улицы. Европа была покорена красотой, статью и резвостью орловского рысака.
И несмотря на то, что в те времена беднота ходила в лыковых лаптях и онучах, топя избы «по-черному», из крана не лилась горячая вода, а самолетов и мобильной связи не было еще и в проекте, люди по большому счету не отличались от нас с вами. И гордились своими лошадьми, как нынче гордятся дорогими машинами. Технический прогресс обеспечивался использованием «лошадиной силы» до тех пор, пока человечество не нашло и не научилось использовать другие источники энергии, не требующие постоянной заботы, ухода и любви.а тогда люди рождались, жили и умирали рядом с лошадью, воспринимая ее как естественную составляющую бытия, понимая ее так, как сейчас и не каждый специалист понимает. Огромный спрос на лошадей обеспечивал огромное же их «производство». Люди вели свои дела, торговали, слушали оперу и посещали бега, и ездили в заводы выбирать красавцев для парадного выезда. Владельцы извозчичьих контор были большими специалистами по качествам лошадей и ценам на них. Зачастую спортсменам-наездникам доставалось только то, что город не успел выкупить в конных заводах для своих ездовых нужд. Ведь состоятельный господин всегда может позволить себе за большую цену перекупить классную лошадь, чтобы владеть ею единолично. И если он не азартен и не спортсмен, так и сгинет потенциальный чемпион на его частной конюшне, не оставив следа. Так часто бывало и с орловскими рысаками. Отец Лихача Лебедь до тринадцати лет ходил в городской упряжке, а потом блестяще выиграл заклад на уровне рекордистов породы. Знаменитый Пройда из затухающей линии Любезного I – Безымянки I, ставший впоследствии основателем одной из самых популярных линий XX века, коренник разъездной тройки, случайно, из-за пари оказался на ипподроме – и выиграл в почти рекордное тогда время. В 20-е годы XX века, в послевоенную разруху, попал в Жаворонковский конный завод Меценат линии Леска: его забрали заморенным из пролетки, вылечили, откормили, и он стал рекордистом на три версты в 4 мин. 33 сек. И отличным производителем в Московском конном заводе.
Народ русский всегда отличался особым патриотизмом наряду с бесшабашной удалью и отчаянной смелостью. Поэтому сперва не сильно опечалились, когда в Европе появились первые американские рысаки – странные, страшные, но фантастически резвые. Однако массивный, роскошный, но сыроватый орловец стал постепенно сдавать позиции в призах и закладках. Провал резвача Вьюна в Париже словно подписал приговор «красе и гордости» России. С одной стороны, азарт требует более резвых (ну хоть бы и метисов), с другой стороны – «Ну, что ж наши-то! Неужто не ответят?» Ждало сердце русское своего героя, верило и надеялось на чудо.
И, как всегда в России, чудо произошло. Встретились увлеченный рысачник Михаил Михайлович Шапшал и талантливый жеребец Крепыш, который по селекционным понятиям был весьма далек от призовых перспектив. Должно было случиться, чтобы они почувствовали и нашли друг друга. А дальше… Дальше бывший афанасьевский питомец стал надеждой и опорой всего российского орловского коннозаводства, живой легендой своего времени, заставившей мир удивленно обернуться – а не рано ли русских сбросили со счетов? Его поразительная работоспособность и его блистательные победы над лучшими орлово-американскими метисами показали потенциал, заложенный в этой удивительной отечественной породе. А резонанс его выступлений в мире можно было бы сравнить в нынешней реальности, например, с успешной высадкой космонавтов на Марсе и доказательством существования там разумной жизни. Но, поскольку постепенно лошадь перестала быть для людей частицей реального мира, даже потрясающая резвость одного из дальних потомков Крепыша Ковбоя (1.57,2) не произвела должного впечатления.
А тогда половина России гордо кричала с трибун ипподрома: «Знай наших!», и молодое государство, прислушиваясь к советам ценителей и знатоков породы, собрало остатки неметизированных американцами орловцев, чтобы восстановить породу и дать народному хозяйству, измученному разрухой, неприхотливый рабочий инструмент – пахотную силу и транспорт (ну не выживали лошади иностранных кровей в зиме, знобящей сырости и бескормице российской глубинки). Да и военная конница все еще была на повестке дня.
И поскольку российская цивилизация была еще очень слабо технической и индустриальной, то никому в голову не приходило усомниться в пользе ипподромных испытаний, по-прежнему приносящих славу и лучших продолжателей для селекционной работы.
Один из наилучших орловских заводов до революции был у Н.П.Малютина: там стояли производителями знаменитые Удалой и Летучий. Еще в 1896 году Шапшал торговал у владельца завода двухлетнего жеребенка Громадного, сына Летучего. Но, катаясь в деннике, жеребчик выколол себе глаз, и сделка не состоялась. Увечье не помешало ему стать одним из известнейших ипподромных бойцов, выиграть Большой императорский приз и получить специальную премию за «наружные формы» (экстерьер). По совету Шапшала Громадный был куплен И.Г.Афанасьевым, поставлен в завод и уже в первой ставке в 1904 году дал Крепыша. К слову сказать, Громадный стал выдающимся производителем и дал начало резвейшим линиям орловского рысака современности – Ловчего, Улова и знаменитого Пиона.
Жеребенком Крепыш был худ, долговяз, с мягкими бабками и сильно хрустел путовыми суставами задних ног. Его браковали покупатель за покупателем, и в результате Афанасьеву пришлось самому ставить подросшего жеребчика на ипподром.
…Однажды Шапшал заступился за большую серую лошадь, которую избивал за падение на улице конюх. Велико же было его изумление, когда он выяснил, что этот трехлетний жеребец – сын того самого Громадного, которого он так и не купил. Чуть понаблюдав за работой, Шапшал сторговал Крепыша у коннозаводчика Афанасьева и в первую очередь взялся лечить жеребца. Имея опят лечения связок и суставов крымскими лечебными грязями, он применил их на Крепыше, подобрал ему специальный витаминный рацион, ограничил в пище овес (чтобы не грузить лишним весом слабые ноги) и ввел жеребца в постепенный развивающий тренинг. Крепыш постепенно перестал сбоить, установился на ходу и первыми победами подтвердил правильность установленного ему режима. А суставы его после грязелечения перестали хрустеть и ноги сохранились поразительно сухими до самого старшего возраста.
Соблюдать этот режим, однако, было очень сложно. Шапшалу пришлось сменить несколько хороших наездников, и ни одним он не был по-настоящему доволен. Яковлев пил и своевольничал, Барышников имел слишком большой вес, что в ту пору имело значение, и тоже, бывало, поступал по-своему, нарушая требования тренера, удовлетворяя свое честолюбие и вредя здоровью лошади. Вильям Кейтон работал Крепыша хорошо, очень профессионально, но американская душа не давала ему позволить Крепышу обойти американских рысаков. Много интриг, подкупов и закулисных сделок вело и Общество охотников рысистого бега, провоцируя наездников выпускать в полную силу еще не сложившуюся до конца лошадь. Так, в постоянной борьбе, Шапшал старался вырастить и развить своего огромного (у Крепыша был рост 173 см) позднеспелого питомца, не испортить его ноги неуместными призами и лишним весом, не «сломать» талантливую лошадь преждевременными требованиями.
Крепыш для многих коннозаводчиков того времени стал, как заноза. Он выступал на ипподромах в Москве и Питере почти шесть лет, и его соперникам не оставалось надежд выиграть приз, если в нем участвовал Крепыш. Многие очень достойные лошади меркли на его фоне – Зайсан, Замысел, Грамотей, Слабость, Пустяк, Барин Молодой, что, конечно, не могло не вызвать ревности у их владельцев. Сторонники метизации орловского рысака, которым надо было сбывать свой товар, ненавидели Крепыша за то, что он снова «окрылил» орловское коннозаводство.
Класс его рос от недели к неделе. Работу тротом Крепышу пришлось отменить сразу – у него был «слишком напористый зад», и на тихой рыси он сильно бочил влево. Поэтому работали его только размашкой и долгими репризами шага, постепенно вставляя резвые броски. Ход его был великолепен и устойчив – летящий, с большим захватом пространства. Жеребец еще вырос, возмужал, работал с настроением. Шапшал настаивал, чтобы в призу неокрепшую лошадь не выпускали во всю силу, поэтому почти все свои основные победы Крепыш получил «с запасом». Кроме двух остановивших его дальнейшее развитие выступлений, когда наездники, поддавшиеся азарту и честолюбию, не приняв во внимание состояние жеребца и сильный ветер, подорвали и его силы, и дальнейший прогресс…
После легкой победы и рекорда в орловском Дерби очень многие захотели купить Крепыша, и у него появился совладелец Б.И.Катлама, обещавший помогать, а на деле много навредивший и во влиянии на наездника, и в своей жажде гнать лошадь на призы, пока она в моде, в силе и может заработать. Именно в этот период и были допущены главные ошибки по отношению к феноменальной лошади России. Катлама не соглашался продать обратно «половину» Крепыша, и Шапшалу пришлось хитростью увести жеребца в свою конюшню. Потом, конечно, был скандал, но в результате Крепыш снова стал шапшаловским и получил нового наездника.
До Крепыша у московской публики была на ипподроме любимица Прости – маленькая изящная метиска с низким стелющимся ходом. Трибуны, замерев, следили за борьбой молодого «серого великана» и опытной Прости, которую вскоре Крепыш обошел классом (особенно яркой была победа зимой 1910 года в Петербурге с разницей в 2 секунды). Теперь и его выступления собирали полные трибуны – кроме призовых талантов Крепыш был еще и очень эффектен: большой, с гордой осанкой, лебединой шеей и длинным светлым развевающимся хвостом. Он устанавливал рекорд за рекордом, «объехал» самых резвых рысаков России. Слава и зависть росли как снежный ком. Побивая зимние рекорды с Прости, он устанавливает новый мировой рекорд по ледяной дорожке – 2.08,5. А через пару недель на резвой работе приходит в 2.06. Летом показывает класс на длинных дистанциях – четыре Больших приза с новыми рекордами, после которых легко снова бежит короткие. В августе его, уставшего за сезон и уже спущенного с работы, внезапно вынуждают на матч с Прости, которую тщательно подготовил к этому бегу В.Кейтон. И Крепыш проигрывает 6/8 секунды своей сопернице. Шапшал дает ему восстановиться всю осень и готовит к зимнему сезону.
Под влиянием успехов Крепыша и буквально для борьбы с ним были куплены очень высококлассные американские резвачи – чемпион Канады Дженераль Эйч 2.04 ¾, Боб Дуглас 2.04 ¼ и другие. Их первые выступления осенью 1911 года показали их превосходство над лучшими метисами, в том числе Прости. Крепыша к тому времени уже работал Вильям Кейтон. В памятный день 12 февраля 1912 года в розыгрыше Интернационального приза в упорнейшей борьбе Крепыш уступил секунду Дженерал Эйчу, на котором ехал брат Вильяма Кейтона Франк. И до сих пор конная общественность спорит: придержал или нет нашего Крепыша американец на финише.
В этот год Крепыш выступал нестабильно. Это был совсем уже не тот Крепыш. В конце года Шапшал передал его наезднику А.В.Константинову, в руках которого «король рысаков» блеснул еще в нескольких призах, эффектно отодвинул своего постоянного соперника Центуриона, установил новый зимний рекорд на 4 версты – 6 мин. 11,7 секунды. И разладился насовсем. За свою спортивную жизнь (с 1907 по 1912 гг.) он выступал 79 раз, первым приехал 55 раза, девять раз вторым. Он тринадцать раз улучшал рекорды на разные дистанции, причём рекорд на 3200 м 4.25,7 был на тот момент рекордом Европы. Лишь спустя 6 лет новый рекорд на эту дистанцию установил класснейший дербист, метис Тальони (Гей Бинген – Тайна 1909).
Лучшая резвость Крепыша на 1 версту была 1.33,4, на 1600 м — 2.08,5, на 3200 м — 4.25,7, на 4 версты — 6.11,7 и на 4 ½ версты (4800 м) — 7.00,3.
Шапшал хотел поставить Крепыша производителем в Хреновской конный завод – колыбель орловской рысистой породы. Но, в силу интриг, завод отказался приобретать уникальную лошадь. Купила его в свой завод А.Ф.Толстая, ее кобылы, хоть и очень породные, не слишком подходили к Крепышу.
Едва появились первые жеребята, началась Первая мировая война, за ней революция, потом гражданская война. Голод, болезни, гибель сотен тысяч людей по всей России. В 1918 году все племенные лошади были национализированы. Крепыш стоял в государственной заводской конюшне где-то в Самарской области. Бунт пленных белочехов охватил пожаром, казалось бы, спокойные губернии, их армия с примкнувшими к ней кулаками и белогвардейцами во главе с Колчаком продвигалась к центру России. Надо было срочно эвакуировать племенное поголовье. Подогнали состав, положили трапы и стали заводить лошадей. А Крепыш смолоду жутко боялся поездов. На гастроли в Петербург и обратно его возили вместе с рабочей лошадью Шапшала, к которой жеребец привязался, и в вагон он входил только вслед за своим другом. А здесь – суета, волнение, крики… Как все произошло, никто точно теперь не скажет. Крепыш, видимо, шарахнулся с трапа, сломал ногу и был пристрелен в возрасте всего пятнадцати лет…
М.М.Шапшал после революции работал в Крымском конном заводе с некоторыми детьми и внуками Крепыша и считал большинство из них очень перспективными лошадьми. Неудачи же жеребят, полученных от Крепыша еще во время его испытаний, он приписывал заторапливанию позднеспелых орловцев в тренинге, поскольку их владельцам и наездникам не терпелось поскорее получить новых рекордистов от великого отца. В результате практически все они были рано «сломаны». Никто не стал слушать советов Шапшала по укреплению и восстановлению ног детей Крепыша, унаследовавших слабость сухожильно-связочного аппарата, по балансу кормления и тренинга. Кроме того, сами испытания стали вскоре проводиться преимущественно на короткие дистанции, и масса превосходных орловцев-дистанционеров не попала в заводы, поскольку их рекорд на полторы версты не соответствовал новым запросам.
Многие дети Крепыша погибли и были утеряны в горниле политических битв. Остались только потомки через его сыновей Кемар-Капу, Похода, дочерей Сарлы Чешмэ, Кручины Крепыша и Нильгаи. До 70-х годов XX века кобыл с его кровью еще можно было найти во многих заводах. Теперь его потомки остались, вероятно, только в Алтайском, Пермском, Московском конных заводах и питерской «Звездочке», где стоял серый Соболь, выигравший приз Парижа на ЦМИ в 2003 году, — он был представителем сильнейшего и плодотворного маточного семейства, начало которому положила маленькая Сарлы Чешмэ. Абсолютный рекордист орловской породы Ковбой (1.57,2) также является потомком Крепыша. И все резвые дети нового рекордиста снова понесут его кровь по конным заводам и племфермам страны.
Если начать анализировать родословные самых выдающихся орловских (и не только) рысистых лошадей XX века, в большинстве случаев мы наталкиваемся на имя Крепыша в V-VIII ряду предков. Это и «алтайский» Иппик (1.59,7) (через Кручину Крепыша и Нактоуса, сына Похода), и целая плеяда лошадей Пермского конного завода (через сына Нильгаи Начальника): Досуг (2.04,7), Спуск (2.04), Дротик (2.02,6), Дробовик (2.05). От Похода и Нерея, через Начальника (2.09,1), Кольта, позднее – Властного (1.58,7), Стажера, Блокпоста (2.03,4), Синапа и многих-многих других. Имя Крепыша – словно шанс на удачное сочетание и проявление удивительных способностей. Как у Чехова – если в пьесе на стене висит ружье, то оно обязательно выстрелит. Особенностью крови Крепыша стал этот шанс – «выстрелить» очередным героем и рекордистом, вновь и вновь подтверждающим все еще не до конца раскрытый потенциал орловской рысистой породы. И пусть через время и поколение продолжается наша национальная гордость – орловский рысак. Пусть звучит такое русское имя «лошади столетия» в именах новых героев ипподромов. Пусть сможет с гордостью сказать владелец рысака: мой конь – потомок того самого Крепыша, который был и остался легендой России.
Очень интересная статья!
Спасибо!